облако тэгов
Игорь Яркевич. Мой инопланетянин. По рукописи. (Номинировал Андрей Щербак-Жуков)
Игорь Яркевич – истинный нонконформист. Таким он был в конце 90-х – начале нулевых, когда его более или менее активно печатали. Таким он оставался и в последние свои годы, когда его уделом стали публикации в основном в немногочисленных журналах и газетах (в основном «Независимая газета»)…
Как мне кажется, русский литературный постмодернизм сформировали четыре автора – выражаясь выспренно четыре столпа – Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Егор Радов и Игорь Яркевич. Но судьбы их сложились по-разному. И литературные судьбы и личные. Пелевин и Сорокин чутко и гибко реагировали и продолжают реагировать на перемены в мире и стране. Они постоянно находят новые темы и формы, соответствую каждодневным настроением. Радом и Яркевич до последнего писали так, как писали в конце 90-х – начале нулевых. И тот путь, и этот не плох и не хорош – так они чувствовали, так дышали. В 2009 году не стало Радова, а в прошлом – Яркевича.
Уходя из этого мира Игорь оставил довольно много разножанровых рассказов и эссе. К сожалению, в последние годы он тяготел к короткой форме. Последнее крупное произведение – «Мы женимся на Лейле Соколовой» — было написано в соавторстве с Евгением Поповым методом взаимной переписки в социальной сети и вышло в 2015 году.
Рассказы Яркевича чрезвычайно остроумны. Их трудно читать без улыбки. Но это грустная улыбка. И умная. Да, он не гнался за злободневностью, но очень точно выражал наше время. Он тонко чувствовал особенности русской души и русской культуры. И его откровенно научно-фантастический рассказ «Мой инопланетянин» — яркий пример этого. Инопланетянин помогает землянину лучше понять эту самую русскую душу и эту самую русскую литературу.
Скажу честно, я не во всем принимаю форму этого рассказа. Меня несколько раздражает обилия мата. Равно как и нарочитое упоминания в каждом абзаце «русской литературы». Но в этом и есть главный художественный прием Яркевича – сталкивать низменное с возвышенным. Обсценную лексику и размышления о духовности. Это несколько шокирует, но именно такого эффекта стремился достигнуть Яркевич – через шок заставить задуматься о возвышенным, подняться над мелочами.
Повторюсь, Яркевич писал так, как если бы продолжалась первая декада XXI века, когда нравы были гораздо свободнее. Поэтому так плачевна его издательская судьба последних десяти лет. Но, мне кажется, его нужно вернуть в русскую литературу. Без него ее картина мне представляется неполной. И если это начнется в фантастики, то пусть будет так.
Ольга Балла:
Небольшой рассказ Игоря Яркевича – в каком-то смысле, пожалуй, квинтэссенция фантастического, плотная его модель, в которой на совсем небольшом пространстве показано, как устроена фантастическая литература вообще и что она делает. Фирменное ёрничество автора, вкупе с сочной обсценной лексикой, не только не мешает этому, но, скорее, даже способствует: утрируя черты изображаемого, делает их отчётливо видимыми. Своей фантастичностью инопланетный гость повествователя концентрирует взгляд на земных обстоятельствах и задаёт – вместе с отстраняющей дистанцией, наводящей этот взгляд на резкость — неожиданный угол зрения на них. Отдельное достоинство текста – особенная авторская интонация, соединение, даже слияние до, практически, неразличимости издевательского и серьёзного, смешного и очень грустного, что само по себе – точнейшее суждение о земной жизни вообще и о русской жизни в частности.
Игорь Яркевич не менее культовая фигура, чем тандем Белобров-Попов. И конечно для красоты и разнообразия этот текст вполне себе уместен в «Новых горизонтах», хотя он на самом деле не об инопланетянине, а о Русских Писателях, хотя и об инопланетянине немножко тоже. Эта новелла, по стилистке напоминающая творчество другого его современника – и тоже рано ушедшего от нас – Дмитрия Горчева; такой немного абсурдный грустный гон, и опять же как ни грустно, но именно абсурд передает то, что творится на нашем пространстве с большей точностью и достоверностью, чем самый что ни на есть реализм. Инопланетянин тут, и это почтенный прием – такой посторонний, который фиксирует этот абсурд (и отчасти сам является его причиной, это они напустили на нас Русских Писателей)… Собственно до какой-то степени этот текст – выяснение отношений автора с русской литературой, он очень, при своей мягкой брутальности (если такая бывает) литературоцентричный, как, по-моему, почти все у Яркевича. Не уверена, что это вообще имеет отношение к фантастике; просто хороший маленький рассказ. Вообще мы, наверное, недооцениваем вот такие лапидарные тексты – в эпоху форумов и блогов они стали полноценным жанром, и, наверное, на них надо обращать особое внимание. Но когда они рассматриваются в премиальном пуле наравне с романами, они к сожалению проигрывают просто в силу своей специфики.
Ирина Епифанова:
Лихая попытка скрестить НФ про посещение и контакт с рассуждениями о судьбах русской литературы. Очень бодро автор пишет, с такими чисто разговорными интонациями, лексическими повторами, забористой русской народной лексикой, сразу напоминает Горчева и Венедикта Ерофеева.
Правда, есть в рассказе одна очень распространённая для этой литературной формы проблема: завязка есть, она, собственно, нужна автору для подачи основной идеи. Затем высказывается сама эта идея, о происхождении русской литературы. А дальше всё, автор, кажется, потерял интерес к тексту и выруливать на полноценный финал уже не стал.
Вадим Нестеров:
Что это было? Зачем? Я все понимаю, человек ушел, но, блин, зачем брать откровенно неудачный рассказ, еще и написанный, судя по всему, лет десять назад? Запредельно слабый текст.
Екатерина Писарева:
Ода оргазму и русской литературе. Местами даже с проблесками мысли, но в целом тошнотворная. Автор примерил на себя ворованный образ тролля – не то Пелевиным впечатлился, не то забрел на Луркоморье. Получилось на троечку.
Если вы хотите увидеть текст, в котором постоянно вспоминают русскую мысль, гимн, идею, Спилберга, Кубрика, Тарковского, шестидесятников, а еще не могут отличить ВИЧ от СПИДа – не обязательно идти на персональный сайт Михалкова. «Мой инопланетянин» вполне заменит один выпуск «Бесогон ТВ».
Смотрите не перепутайте.
Каждый российский постмодернист подсознательно мечтает создать нечто, похоже на «Москву-Петушки» В. Ерофеева. И это почти никогда не получается. И уж совсем ничего не получается, когда в стиле, претендующем на подражание «поэме» Ерофеева, пытаются написать фантастический рассказ, да еще с претензией на юмор.
«Мой инопланетянин» мало того, что получился несмешным. Он еще и выглядит как стилизация под самиздатовскую прозу семидесятых годов ХХ века, которую написали в самом начале XXI-го.
История про инопланетянина, якобы подобранного на улице героем-рассказчиком, быстро перерастает в активный «стеб» над всем и вся. Да вот читаются и воспринимаются эти недоюмористические издевательства как-то вяло и скомкано. Окружающее злит и раздражает рассказчика, но злость эта оказывается явно наигранной – и оттого фальшивой, надуманной и неестественной. И ведь, кажется, по всему «прошелся» автор – и по тому, и по этому, и по фантастической литературе, и по «русскому миру», и по отечественным писателям, которые оказывается – всего лишь вредные агенты пришельцев. (Ох, если бы…) Только не верится в подлинность этих инвектив, а рассмешить они – не в состоянии. А некоторые моменты «Моего инопланетянина», вроде натужной и совершенно неуместной матерщины – вообще лишь раздражают и удручают.
Как языковой эксперимент – рассказ слаб; как фантастика – не выдерживает никакой критики; как «абсурдистская проза» – как ни странно, недостаточно абсурден. Получилась всего лишь псевдо-хулиганская прозаическая выходка, от которой за версту несет не искренними эмоциями, а «головной» измышленностью и искусственной «сделанностью». Безделка ни о чем.
А если кто хочет прочитать по-настоящему хорошую историю о судьбе инопланетянина в российской (советской) реальности, то советую обратиться к рассказу «Пхенц» Абрама Терца. Это – практически классика.